— Положи его, парень, — сказал с порога Друсс. — В этом нет смысла.

— Уйди! — крикнул Рек. — Оставь меня.

— Она отошла, парень. Накрой ее.

— Накрыть? Накрыть мою Вирэ? Нет! Не могу. О боги Миссаэля, не могу я укрыть ей лицо.

— А мне вот пришлось однажды, — сказал Друсс бессильно обмякшему, рыдающему Реку. — Моя женщина тоже умерла. Не ты один столкнулся вплотную со смертью.

Друсс стоял на пороге, и сердце его щемило от боли. Наконец он закрыл дверь и шагнул в комнату.

— Оставь ее ненадолго, парень, и поговори со мной. Вот тут, у окна. Расскажи мне еще раз, как вы встретились.

И Рек стал рассказывать о стычке в лесу, о смерти Рейнарда, о путешествии в Храм и дороге в Дельнох.

— Друсс!

— Да.

— Мне кажется, я не переживу этого.

— Я знавал людей, которые не смогли пережить. Однако нет нужды резать себе вены. Тут поблизости ждет целая орда, которая охотно сделает это за тебя.

— Мне нет больше дела до них — пусть себе берут эту проклятую крепость. Хотел бы никогда ее не видать.

— Я знаю. Я говорил с Вирэ вчера в госпитале. Она сказала, что любит тебя. Сказала...

— Я не хочу этого слышать.

— Нет, хочешь — потом ты будешь это вспоминать, и она будет жить, пока ты ее помнишь. Она сказала, что если умрет, то все-таки жила не напрасно, потому что встретила тебя. Она боготворила тебя, Рек. Рассказывала мне, как ты вышел с ней против Рейнарда и всех его людей, — она так гордилась тобой. И я гордился, слушая ее. В тебе есть нечто, парень, — не многим это присуще.

— Теперь уже больше нет.

— Но было ведь! И этого у тебя никто не отнимет. Она сожалела только о том, что не умеет высказать тебе свои чувства.

— О, я знал и так — для этого не нужно слов. Что было с тобой, когда умерла твоя жена? Что ты испытывал?

— Вряд ли мне нужно говорить тебе об этом. Ты сам знаешь что. И не думай, что после тридцати лет супружества это легче. Наоборот — тяжелее. Тебя ждет в зале Сербитар. Он сказал, что дело важное.

— Ничего больше нет важного. Друсс, ты накроешь ей лицо?

Я не в силах.

— Да. Но непременно повидай альбиноса. У него что-то есть для тебя.

Рек медленно спустился в большой зал. Сербитар ждал его у подножия лестницы. Опущенное забрало скрывало глаза.

Реку он показался похожим на серебряную статую. Только кисти рук не были прикрыты, да и те белели, как слоновая кость.

— Ты звал меня?

— Ступай за мной, — сказал Сербитар и двинулся через зал к винтовой лестнице, ведущей в подвалы замка. Рек собирался отказать Сербитару, о чем бы тот ни попросил, но теперь принужден был следовать за альбиносом, и это его разгневало. Около лестницы Сербитар вынул из медного кольца в стене горящий факел.

— Куда мы идем? — спросил Рек.

— Ступай за мной.

Медленно и осторожно они сошли по растрескавшимся, истертым ступеням на верхний этаж подземелья. Заброшенный коридор мерцал мокрой паутиной и замшелыми сводами.

Сербитар остановился перед дубовой дверью, запертой на ржавый засов. Он долго боролся с затвором, а потом им вдвоем пришлось тянуть дверь, пока она не открылась со скрипом и стоном. Перед ними во мраке открылся еще один лестничный колодец.

Сербитар снова стал спускаться. Лестница привела их в длинный коридор, где вода доходила им до лодыжек. По воде они добрели до последней двери, имеющей форму дубового листа.

Ее украшала золотая табличка с надписью на языке древних.

— Что тут написано? — спросил Рек.

— "Достойному привет. Здесь покоится тайна Эгеля и душа Бронзового Князя".

— Что это значит?

Сербитар попробовал дверь, но она была заперта — и, как видно, изнутри, ибо не было на ней ни засова, ни цепи, ни скважины для ключа.

— Будем ломать? — спросил Рек.

— Нет. Ты ее откроешь.

— Она же заперта. Это что, игра?

— Попробуй.

Рек осторожно повернул ручку, и дверь бесшумно отворилась. Стеклянные шары в стенных нишах зажглись мягким светом. В комнате было сухо — лишь теперь вода, хлынувшая из коридора, промочила ковер на полу, Посреди комнаты на деревянной подпоре стояли доспехи, подобных которым Рек еще не видел. Они были искусно выкованы из бронзы, и заходящие одна за другую чешуйки поблескивали на свету. На панцире красовался бронзовый орел, распростерший крылья через всю грудь к плечам. Доспехи венчал крылатый шлем с орлиной головой на маковке. Тут же имелись чешуйчатые, снабженные шарнирами перчатки и наголенники. На столе перед доспехами лежала окаймленная бронзой, подбитая мягчайшей кожей кольчуга и кольчужные штаны с бронзовыми шарнирными наколенниками. Но внимание Река прежде всего привлек меч, заключенный в хрустальную глыбу. Золотой клинок имел более двух футов в длину, двуручный эфес был изваян в виде распростертых крыльев.

— Это доспехи Эгеля, первого Бронзового Князя, — сказал Сербитар.

— Но почему они лежат здесь, заброшенные?

— Никто не мог открыть эту дверь.

— Так ведь она не заперта.

— Для тебя — да.

— Что это значит?

— Очень просто — тебе и никому другому суждено было открыть эту дверь.

— Я в это не верю.

— Подать тебе меч?

— Сделай одолжение.

Сербитар подошел к хрустальной глыбе и ударил по ней своим мечом. Но лезвие отскочило, не оставив на хрустале ни малейшего следа.

— Попробуй теперь ты, — сказал Сербитар.

— Можно позаимствовать твой меч?

— Протяни просто руку к рукояти другого меча.

Рек приложил ладонь к хрусталю, но не ощутил его холодного прикосновения. Рука прошла вглубь, и пальцы сомкнулись на рукояти. Без усилия Рек извлек меч из камня.

— Это что, фокус такой? — спросил он.

— Возможно. Но я тут ни при чем. Смотри! — Сербитар положил руки на опустевший хрусталь и сильно нажал. — А теперь ты сделай то же.

Рек подчинился — для него хрусталь не существовал.

— Что это значит?

— Не знаю, друг. Честное слово, не знаю.

— Как ты тогда узнал, что все это лежит здесь?

— Это еще труднее объяснить. Помнишь тот день в роще, когда меня не могли разбудить?

— Да.

— Тогда я странствовал по всей планете и даже за ее пределами, но при этом я преодолел течение времени и посетил Дельнох. Была ночь, и я увидел, как веду тебя через зал вот в эту комнату. Я видел, как ты взял меч, и слышал твой вопрос — и свой ответ.

— Стало быть, в этот самый миг ты паришь над нами и слушаешь?

— Да.

— Я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы верить тебе, но ответь мне вот на что: это, быть может, и объясняет, почему ты теперь здесь со мной, но откуда первый Сербитар узнал, что доспехи хранятся тут?

— Я в самом деле не могу объяснить этого, Рек. Это все равно что смотреть на свое отражение в зеркале и видеть, как оно уходит куда-то в бесконечность. Но в своих занятиях наукой я открыл, что жизнь неизмеримо шире, чем нам представляется.

— Что же делает ее столь широкой?

— Власть Истока.

— Мне сейчас не до религии.

— Скажем тогда по-иному: много веков назад Эгель уже знал об этом нашествии и поместил свои доспехи здесь, наложив на них заклятие, которое мог нарушить только ты — будущий князь.

— Твой духовный двойник по-прежнему наблюдает за нами?

— Да.

— Он знает о моей потере?

— Да.

— Значит, ты знал, что она умрет?

— Да.

— Почему же ты мне не сказал?

— Чтобы не лишить тебя последней радости.

— Что это значит? — Гнев, поднявшийся в Реке, на миг пересилил горе.

— Будь ты крестьянином, полагающим, что впереди у него долгая жизнь, я, быть может, и предостерег бы тебя, чтобы подготовить. Но ты сражаешься с дикой ордой и каждый день рискуешь жизнью. Как рисковала и Вирэ. Ты сам знал, что она может погибнуть. Знание того, что так и будет, не дало бы тебе ничего и только отняло бы у тебя всю радость.

— Я мог спасти ее.

— Нет, не мог.

— Не верю.

— Зачем мне лгать тебе? Зачем мне желать ее смерти?