— Это нечестно. Слушай, старче, — из-за того, что мы не захотели подло убивать тебя издали, мы попали в трудное положение. Мы непременно должны забрать у тебя кошелек — иначе какой смысл именоваться грабителями? — Поразмыслив, молодой человек продолжил:

— Ты явно небогат, а потому и трудов больших не стоишь. Может, бросим монетку?

Выигрываешь ты — твои деньги остаются при тебе, выигрываем мы — деньги наши. Вдобавок я еще и накормлю тебя — даром. Жареная оленина! Ну как — идет?

— А что, если я в случае выигрыша заберу ваши кошельки — не считая дарового обеда?

— Ну-ну, старый конь. Не нужно запрашивать слишком много, пользуясь нашей любезностью. Ладно — давай честь по чести. Не хочешь ли схватиться с Йораком? Ты крепкий на вид, а он здорово дерется на кулачках.

— Идет! — сказал Друсс. — Каковы правила?

— Правила? Кто останется на ногах, тот и побеждает. Обед в любом случае за нами. Ты мне нравишься — ты чем-то похож на моего деда.

Друсс широко улыбнулся и достал из котомки черные перчатки.

— Ты не против, Йорак? Стариковская кожа непрочная — я могу разбить себе костяшки.

— Меньше слов, — сказал, подходя, Йорак.

Друсс ступил навстречу, бегло окинув взглядом внушительные плечи противника. Йорак атаковал, занеся для удара правый кулак. Друсс пригнулся и ударил его, тоже правой, в живот. Изо рта гиганта с шумом вырвался воздух. Друсс отступил и той же правой двинул Йорака в челюсть. Тот рухнул на землю ничком, дернулся и затих.

— Эх, молодежь нынешняя, — вздохнул Друсс, — никакой стойкости!

Молодой вожак хмыкнул:

— Твоя взяла, почтеннейший. Но мой престиж тает на глазах — дай мне возможность превзойти тебя хоть в чем-то.

Ставлю свой кошелек против твоего, что я лучше стреляю из лука.

— Вряд ли это будет честный спор, паренек. Я согласен — но на своих условиях: попади в этот ствол позади меня одной стрелой, и деньги твои.

— Да полно — что же в этом трудного? Тут меньше пятнадцати шагов, а ствол шириной в три ладони.

— А ты попробуй.

Молодой разбойник пожал плечами, взял свой лук и достал из оленьего колчана длинную стрелу. Плавным движением сильных пальцев он натянул и отпустил тетиву. В этот самый миг Друсс выхватил Снагу — описав в воздухе ярко-белую дугу, топор расколол стрелу разбойника пополам. Молодой человек моргнул и проглотил слюну.

— За такое деньги надо брать.

— Вот я и взял. Где твой кошелек?

— Как ни печально, он пуст, — сказал разбойник, извлекая кошелек из-за пояса. — Однако он твой, как договорились. Где это ты обучился таким штукам?

— В Венгрии, давным-давно.

— Я видел многих искусников топора — но это превосходит всякую вероятность. Меня зовут Лучник.

— А меня Друсс.

— Я уже понял это, старый конь. Дела говорят лучше слов.

Глава 8

Хогун подавил отчаяние. Голова его лихорадочно работала. Он с двумя сотнями своих легионеров оказался против передовых конников Ульрика, которых было больше тысячи.

Хогун отъехал на сто пятьдесят миль от Дельноха, имея приказ разведать численность надирских сил и их местонахождение. Он прямо-таки упрашивал Оррина отказаться от этого замысла, но Первый ган уперся.

— Неподчинение приказу свыше карается немедленной отставкой для любого гана. Вы этого хотите, Хогун?

— О неподчинении речь не идет. Я просто говорю вам, что эта затея бессмысленна. От шпионов и бесчисленных беженцев нам и так уже известно, сколько у надиров войска. Слать двести человек им навстречу — просто безумие.

Карие глаза Оррина гневно сверкнули, и жирный подбородок затрясся от едва сдерживаемой ярости.

— Безумие, говорите? Не знаю, не знаю. Вам действительно не нравится мой план, или прославленный герой Кортсвейна просто боится встречи с надирами?

—  — Черные Всадники — единственные регулярные, испытанные войска, которые у вас есть, Оррин, — как можно убедительнее сказал Хогун. — С вашей затеей вы рискуете потерять обе сотни — и ничего нового при этом все равно не узнаете. Ульрик ведет пятьсот тысяч человек — а если считать лагерных служителей, поваров, механиков и шлюх, то вдвое больше. И будет он здесь через шесть недель.

— Это только слухи. Вы отправитесь на рассвете.

Хогун чуть не убил его тогда — и Оррин это почувствовал.

— Я старший над вами, — почти что жалобно сказал он. — Вы обязаны мне подчиняться.

И Хогун подчинился. С двумя сотнями своих отборных солдат на вороных конях — эта порода боевых лошадей взращивалась на континенте уже много поколений — он поскакал на север, как только солнце взошло над Дельнохскими горами.

Когда Дрос скрылся из виду, он сбавил ход и дал сигнал ехать вольно, с разрешением разговаривать в строю. Дун Эликас поравнялся с ним, и они поехали шагом.

— Скверное дело, командир.

Хогун улыбнулся, но не ответил. Ему нравился молодой Эликас, настоящий воин и хороший начальник своим солдатам. Он сидел на коне так, будто родился на нем. А каким удальцом он держался в бою со своей серебристой сабелькой, на вершок короче обыкновенной.

— Что нам, собственно, нужно выяснить? — спросил Эликас.

— Численность и расположение надирской армии.

— Это нам известно и так. Чего еще надо этому жирному дураку?

— Довольно, Эликас, — сурово ответил Хогун. — Он хочет убедиться в том, что шпионы ничего не преувеличили.

— Он завидует вам, Хогун. Он хочет вашей смерти. Ну, признайтесь же. Нас никто не слышит. Он придворный, и душа у него в пятках. Дрос при нем и дня не протянет — он сразу откроет ворота.

— Его гнетет страшное бремя. Вся судьба дренаев пала на его плечи. Дай ему время.

— Нет у нас времени. Послушайте, Хогун, пошлите меня к Хитроплету. Позвольте объяснить, как обстоят дела. Оррина надо сместить.

— Нет. Поверь мне, Эликас, ты ничего не добьешься. Он племянник Абалаина.

— Этому старому хрычу тоже за многое придется ответить! — рявкнул Эликас. — Если мы все-таки выберемся из надвигающейся переделки живыми, он рухнет как пить дать.

— Он правит нами уже тридцать лет. Это слишком долгий срок. Но если мы, как ты говоришь, и выберемся живыми, то только благодаря Хитроплету — и у власти, конечно, станет он.

— Позвольте мне тогда съездить к нему.

— Теперь не время. Хитроплет еще не готов действовать.

Ну, хватит об этом. Мы выполним приказ и, если повезет, уберемся обратно незамеченными.

Но им не повезло. В пяти днях пути от Дельноха им встретились трое надирских разведчиков. Легионеры убили только двоих — третий, пригнувшись к шее своего низкорослого степного конька, умчался как ветер и скрылся в ближнем лесу.

Хогун сразу приказал отступать — и они отступили бы, будь у них хоть толика удачи.

Эликас первым заметил зеркальные вспышки, перебегавшие от вершины к вершине.

— Что скажете, командир?

— Скажу, что остается положиться на судьбу. Все зависит от того, сколько псов-конников у них наготове.

Ответ не замедлил прийти. К полудню они заметили на юге облако пыли. Хогун оглянулся назад, позвал:

— Лебус! — И к нему подъехал молодой воин. — У тебя глаза, как у ястреба. Погляди вон туда — что ты там видишь?

Молодой солдат заслонил глаза от солнца и прищурился.

— Пыль, командир. Тысячи две лошадей.

— А впереди?

— Около тысячи.

— Спасибо. Вернись в строй. Эликас!

— Да, командир.

— Свернуть плащи. Встретим их пиками и саблями.

— Есть. — Эликас поскакал вдоль колонн. Солдаты сбросили черные плащи, свернули их и приторочили к седлам.

Черные с серебром доспехи засверкали на солнце. Бойцы пристегивали наручни, доставая их из седельных сумок. Левую руку защищал круглый щит, снятый с луки седла. Подтягивались стремена, закреплялись доспехи. Уже можно было различить отдельных надирских всадников, но их боевой клич еще не был слышен за стуком копыт.

— Опустить забрала! — прокричал Хогун. — Стройся клином!