— Они не застанут нас врасплох — но для этого придется потрудиться. Люди подготовлены плохо — вернее сказать, не подготовлены совсем. Ими надо заняться. У нас всего десять лекарей при отсутствии лекарских помощников и носильщиков раненых и всего один госпиталь, да и тот при первой стене, а это не годится. Ваши замечания?

— Все верно. Могу добавить только, что здесь всего дюжина стоящих офицеров — не считая моих.

— Я не решил еще, кто здесь чего стоит. Не будем пока терять надежду. Мне нужен заправский счетовод, который заведовал бы съестными припасами и рассчитывал ежедневные порции. Потом, когда начнутся потери, он будет пересматривать свои расчеты. Он же должен держать сообщение с ганом Оррином. — Друсс заметил взгляды, которыми обменялись двое других, но промолчал.

— Дун Пинар как раз подойдет, — сказал Хогун. — Это он, собственно, теперь управляет Дросом.

Друсс холодно воззрился на молодого гана.

— Я не желаю больше слушать подобных замечаний, Хогун. Опытному солдату они не к лицу. Нынче мы начинаем с чистого листа. Что было вчера, никого не касается. Я буду судить обо всем сам и не допущу, чтобы мои офицеры отпускали ехидные словечки друг о друге.

— А я думал, вам захочется услышать правду, — сказал Эликас, опередив Хогуна.

— Правда — диковинный зверь, паренек. Она у каждого своя. А теперь помолчи. Поймите меня верно, Хогун, я ценю вас. Вы хорошо себя зарекомендовали. Но с этого часа никто не должен говорить плохо о Первом гане. Это портит солдат — а все, что портит наших солдат, помогает надирам. У нас и без того забот хватает. — Друсс взял лист пергамента и пододвинул к Эликасу вместе с пером и чернилами. — Давай-ка, парень, записывай. Пинара поставь во главе списка — он будет нашим квартирмейстером. Далее нам понадобятся пятьдесят подлекарей и двести носильщиков. Первых кальвар Син может набрать из охотников, носильщиков же кто-то должен обучить. Им весь день придется бегать. Один Миссаэль знает, какая от них понадобится прыть, когда дело завяжется. Здоровое сердце — непременное для них условие. Это нелегко — бегать по полю боя в доспехах, хотя бы и легких. А без доспехов нельзя — они не смогут таскать и мечи, и носилки. Кого вы можете предложить им в начальники?

Хогун посмотрел на Эликаса — тот пожал плечами.

— Вы должны знать подходящего человека, — сказал Друсс.

— Я не настолько хорошо знаю гарнизон Дрос-Дельноха, уважаемый, а из легионеров никто не подойдет.

— Почему?

— Они все хорошие воины и понадобятся нам на стене.

— Кто у вас лучший из младших офицеров?

— Бар Британ. Но он отменный вояка.

— Такой-то нам и нужен. Вот послушайте: носильщики будут вооружены одними кинжалами, поэтому подвергнутся не меньшей опасности, чем бойцы на стене. Но их миссия менее почетна, поэтому надо будет возвысить ее. Когда вы назначите им в начальник вашего лучшего младшего офицера, они это оценят. И пусть Британ возьмет еще пятьдесят человек по своему выбору в летучий отряд для защиты носильщиков во время боя.

— Склоняюсь перед вашим разумом, Друсс, — сказал Хогун.

— Не надо ни перед чем склоняться, сынок. Я совершаю ошибки, как и все люди. И если ты считаешь, что я не прав, — прямо так и говори, не стесняйся.

— На этот счет можете не беспокоиться, — заверил Хогун.

— Вот и ладно. Теперь насчет учений. Надо разбить всех на полусотни и присвоить каждой какое-нибудь громкое имя — можно брать имена героев, места сражений, что угодно, абы кровь загорелась. У каждой полусотни будет свой командир, а при нем пять десятников. Этих пятерых следует избрать после первых трех дней обучения, когда станет видно, кто на что способен. С этим все ясно?

— К чему им имена? — спросил Хогун. — Не лучше ли обозначить их цифрами? Боги мои, легко ли выдумать сто восемьдесят названий!

— Военное ремесло, Хогун, заключается не только в тактике и учениях. Я хочу, чтобы на этих стенах стояли гордые люди. Люди, которые знают своих товарищей и чувствуют себя заодно с ними. Полусотня «Карнак» будет представлять собой Карнака Одноглазого — а что собой представляет, скажем, шестая полусотня?

В предстоящие несколько недель мы заставим эти отряды соперничать — в работе, в играх, в потешных боях. Мы сделаем из каждой полусотни одно целое — гордое целое. Мы будем насмехаться над ними, даже издеваться. А потом, когда они возненавидят нас пуще надиров, начнем их похваливать. В самое короткое время мы должны добиться того, чтобы они считали себя чем-то вроде гвардии. И это уже половина дела. Грядут отчаянные кровавые дни — смертные дни. На этих стенах мне нужны мужчины — сильные и умелые, но прежде всего гордые.

Завтра ты назначишь офицеров и разобьешь людей на полусотни. Пусть бегают, пока не повалятся, а потом встают и бегают опять. Пусть бьются на мечах и лазят по стенам. Работы по сносу домов должны идти круглые сутки. Через десять дней начнем соревнования между отрядами. Носильщики пусть бегают с грудами камня, покуда у них руки не отвалятся.

Я хочу сровнять с землей все, что находится между четвертой и шестой стенами, и завалить проходы.

Тысяча человек единовременно должна заниматься только сносом, сменяясь через каждые три часа. Это полезно для мышц спины и рук. Вопросы есть?

— Нет, — ответил Хогун. — Все, что вы перечислили, будет исполнено. Но скажите мне вот что: верите ли вы, что Дрос способен продержаться до осени?

— Конечно, верю, парень, — глазом не моргнув, ответил Друсс. — С чего бы я иначе так надрывался? А ты-то сам веришь?

— О да, — без промедления сказал Хогун. — Всем сердцем.

И оба усмехнулись.

— Давайте-ка выпьем по стаканчику лентрийского красного, — предложил Друсс. — Меня от этих премудростей жажда одолела.

Глава 11

В деревянной хибаре, притулившейся под сенью замка, сидел человек, барабаня пальцами по столу. За спиной у него в плетеной клетке чистили перья голуби. Человека снедала тревога.

Шаги на крыльце заставили его схватиться за тонкий кинжал. Он выругался и вытер потную ладонь о шерстяные штаны.

Вошел второй. Он затворил за собой дверь, сел напротив первого и спросил:

— Ну что? Какой ты получил приказ?

— Ждать. Но все еще может измениться, когда там узнают о приходе Друсса.

— Один человек ничего не решает.

— Поживем — увидим. Кочевники будут здесь через пять недель.

— Через пять? А я думал...

— Не ты один. Но случилось так, что старший сын Ульрика погиб, придавленный конем. Погребальные обряды продлятся пять дней — плохое это предзнаменование для Ульрика.

— Дурные приметы не помешают надирской орде взять эту жалкую крепость.

— Что замышляет Друсс?

— Он хочет завалить проходы — это пока все, что я знаю.

— Через три дня приходи опять. — Первый взял клочок бумаги и что-то написал на ней крошечными буквами. Потом посыпал написанное песком, сдул и перечел:

"Здесь Побратим Смерти. Он заваливает проходы.

Боевой дух поднят".

— Быть может, нам придется убить Друсса, — сказал, вставая, пришелец.

— Если прикажут. Не раньше.

— Ладно. Увидимся через три дня.

У двери второй поправил шлем и прикрыл плащом наплечный знак дренайского дуна.

Кул Джилад лежал без сил на короткой траве у эльдибарской поварни и судорожно дышал. Его темные волосы слиплись от пота. Со стоном он повернулся на бок. Каждый мускул в его теле прямо-таки вопил от боли. Три раза он, Бреган и еще сорок восемь бойцов полусотни «Карнак», соревнуясь с пятью другими отрядами, бежали от первой стены до второй, карабкались по узловатым веревкам наверх, бежали до третьей стены, взбирались наверх, бежали к четвертой стене... И так далее — бесконечный, бессмысленный, мучительный путь.

Джилад все это время держался на одной только ярости. На глазах у этого седобородого ублюдка он первым добежал до второй стены, опередив триста человек, в полном снаряжении, вовсю работая усталыми ногами и руками. Первым И что же этот ублюдок сказал? «Дряхлый старец, за которым бегут дряхлые старухи. Ну, парень, нечего тут валяться! Вперед, к третьей стене!»